Судьба а. Яссави и философская основа его хикметов

2.3 Варианты переводов хикметов А.Яссави
Как ни парадоксально, чем стремительнее развивается тенденция к всеобщей глобализации, тем ревностней внимание к самобытности художественного мышления, духовного поиска каждого народа. Формально продекларированное тоталитарной идеологией право на развитие национальных культурно-исторических ценностей на деле приводило к их нивелировке и регламентированию. В полной мере эти проявления характерны для практики художественного перевода тюркской литературы на русский язык. Ускорение интеграционных процессов в современном обществе вызывает не только резкое увеличение переводов, но и осознанную потребность переосмысления подходов к их репрезентации.
Ни для кого не секрет, что качество этих переводов, а вернее его отсутствие, стало в свое время притчей по языцех. О «низкопробных», «ремесленнических» переводах писали, например, М. Аккозин, Г. Бельгер, Н. Сагандыкова. Переводчиков тюркских поэтов на русский язык (некоторые из них работали, не покидая своих ленинградских и московских кабинетов) обвиняли в невнимательности, небрежности, творческой вольности.
Но причины недостатков, на наш взгляд, имеют гораздо более глубокие корни. Справедливо утверждает в своей работе «Перевод как презентация другой культуры» Дорис Бахман-Медик: «Если литературный текст переводится с одного языка на другой, то речь идет о чем-то большем, нежели языковом переводе… Перевод текста должен восприниматься как форма представления чужой культуры и культурных различий…». Без признания a priori «чужого» самобытного исторического, духовного опыта и художественных форм их отображения невозможен процесс постижения и перевыражения произведения. «Самое опасное для переводчика — это слепая вера в интуицию, порыв творческого вдохновения. Поэту-переводчику благо — сочетать самое чистое и высокое вдохновение художника с самым точным, скрупулезным, добросовестным трудом исследователя…».
С этих позиций мы попробуем рассмотреть варианты переводов на русский язык хикметов А.Яссави, сделанных в конце двадцатого – начале двадцать первого века.
Основная идея хикметов — духовное постижение Абсолюта и слияние с ним в этом феноменальном мире. Божество Кожа Ахмет Иассауи, как божество суфиев — абстрактная безличная сущность, находящаяся за пределами человеческого мышления. Бог понимается мыслителем как необходимо сущее, которое не нуждается ни в каких онтологических доказательствах своего существования. Как справедливо отмечает Е.А.Фролова, “И Бог в этой структуре веры был уже совершенно иным. Он был чувственно интеллектуальным символом чистого единства со Вселенной, символом страстно желаемой вечности и сокровенной тайны мира, к постижению которой устремлены все поиски человека, но которая так и остается тайной”.
Теоретиками перевода доказано, что в отличие от подлинника переводные варианты как бы ветшают, стареют, поэтому в мировой практике имеются неоднократные варианты переводов отдельных произведений, выполненных в разные эпохи. 
Обратимся к отдельным строфам оригинала и перевода первого хикмета. Вот как звучит на казахском языке первая строфа первого хикмета:
«Бісміллә» деп баян еттім хикмет айтып,
Шәкірттерге дүр мен гәуһар шаштым міне.
Жанды жалдап, қайғы шегіп, қандар жұтып,
Мен «Дәптер сәни» сөзін аштым міне.
Н.Сагандыкова, переводя эти чтроки преднамеренно не стала опираться на существующие интерпретации, дабы, как она сама отмечает, «осознать, ощутить и перевоплотить оригинал через свое восприятие» ( с.2). Перевод в исполнении Н.Сагандыковой звучит так:
Произнеся «Бисмилляхи…», я начну сказывать хикмет,
Рассыпая перед учениками драгоценностями и бриллианты слов,
Напрягая душу, испытывая горе, захлебываясь кровью,
Открываю я страницы сказки «Дафтар-и сани».
Призываю вас, кто бы то ни был, встретиться с желанием
Вести открытые разговоры, соединяя родственные души,
Уважая чувства несчастных сирот,
Я избегаю тех, кто удовлетворен жизнью.
Вторая строфа показались переводчице несколько громоздкой неудобочитаемой, да и первоначальный перевод на казахский язык был позднее несколько отредактирован, поэтому стараясь при этом не отдалиться от смысла оригинала, Н.Ж. Сагандыкова переделала вторую строфу. Этот вариант перевода, по ее мнению, более удобочитаем нежели его первое переложение. Вот он: