Судьба а. Яссави и философская основа его хикметов

Елу үште сол шарапты несіп қылды,
Жодан тайған адам едім, жолға салды.
«Алла дедім», «ләббай» деп қолымды алды,
Бір және Барым, дидарынды көрермін бе?
В этом же хикмете поэт информирует читателя о зове бога, повелевшего ему спустится под землю для выполнения сурового обета:
Алпыс үште хабар келд: құлы, жерге кір деген,
Жаның менен, жананың мен шыбын жаңды бір деген
Көңіл семсерін қолға алып нәпсіні қыр деген,
Бір және барым, дидарыңды көрермін бе?! К мистическим откровениям и переживаниям святого можно отнести сообщение о лицезрении Кыдыра – учителя святых и пророков (2 хикмет). В 22 хикмете суфий свидетельствует о своем возрасте 125 лет, если верить этому, то тогда надо признать, что святой провел в подземной келье не менее 60 лет, 39 хикмет информирует сокражной формулировке «Астағифиру уа астағифарлы» предназначенном для изгнания нечистой силы. В этой же поэме содержатся наставления для адепта, чья душа в перспективе может оказаться в пределах иного мира после смерти тела, характеризуется ангены потустороннего сопровождения Мәңкур и Мәңкур, комментируется вопросы ангелов к душе и ее должный ответ. Таким образом, в хикметах в апокрифических представлениях изображается и «иной» мир в метафизической многоспособности. Высших миров, по этим понятиям –семь. Каждый рай имеет свое название. В соответствии с религиозной космогонической доктриной святой информирует и о нижних адских мирах, описывает демонов6 страдания грешников. Мистические откровения и видения А. Яссави достаточно типичны и полностью соответствуют селистким религиозно-метафизическая традициям и учениям.
Немало поэм суфия посвящены пророку Мухаммеду и в идейно-содержательном отношении представляют собой, либо восхваления, либо мольбу с просьбой о поддержке. Эти поэмы, как правило отличаются высокой художественность, тщательной ритмической выветренностью. На наш взгляд именно эти хикметы предназначались для песенного исполнения. Таковыми являются хикметы 8,20,21,23. другие хикметы посвящены известным халифам: 52-Абу Бакру, 53-Омару, 54-Осману, 53-Али.
Н.Сагандыкова также как и А.Жаксылыков отмечает, что А. Яссави присущи и эсхатологические настроение и ожидания. Эсхахтолгия святого полностью вытекает из библейско-коранической мифологии и характеризуется предвидениями неизбежной нравственной деградации человечества и кульминационных катастроф. Поэт предсказывает глубокое моральное падение человечества в будущем обсуждение и нарастающий эгоизм людей, распад семейно-родственных отношений, вырождение традиционной этики, нравственной перерождение интеллектуальной элиты-ученых. Все это достаточно выразительно описывается в 28 хикмете.
Ақырзаман ғалымы залым болды.
Ізгі тілегін үзбеген ғалым болды.
Алланы айтқан дәруштің жолы болды.
Ғажап сұмдық замана болды, достар.
Лирический герой хикметов не сомневается в неизбежности предначертанного, предсказанного пророками, святыми–духовидцами: «Әулиелер айтқан уәде кепер болғай, қияметтің күні жуық болды, достар» /137.611/. По этим строкам читатель узнает следующее: грядущая катастрофа уже недалеко, в условиях Апокалипсиса, страшного суда спасутся только те, кто вступил на путь, уповал, молился, верил в Аллаха.
В современной научной литературе по творчеству А. Яссави часто цитируется именно этот эсхатологический хикмет поэта, суфия. В произведениях А. Яссави создан выразительный многогранный образ суфийского отшельника, дервиша. В языке самого суфия он определяется терминами «ғәріп» (отшельник), «дәруіш» (дервиши), «ғашық» (влюбленный в бога). Эти три канонических термина содержательно характеризуют психологические черты и духовный статус дервиша. Он тот, кто покинул дом, то есть отверг материальный мир, кто отправился странствовать в поисках истиной Родины:
Он тот кто ищет учителя (лодочника, который по может переправится на тот берег океана): он тот кто «пьет вино и нектар» (духовный экстаз): он тот кто практикует «зікір» и вирд (то есть практикует самосовершенствования) он тот кто влюблен (имеется в виду влюблен к богу): он тот кто любовь к богу, единение с ним поставил выше всего, кто день и ночь льет слезы в тоске по Другу. Романтический образ дервиша воспевается и эстетизируется в хикметах: 35,39,41,43 и др.
А теперь мы хотим обратиться к теме зикра в хикметах Яссави. Здесь мы будем опираться на исследования А.Джумаева. И в теории и на практике многих орденов и общин, существовавших по всей территории Центральной Азии и далеко за ее пределами, зикр — сердцевина суфийского пути. Эта тема предстает важнейшей и в хикматах-наставлениях Ахмада Яссави. Несмотря на многообразие трактовок, существует нечто общее, объединяющее все его проявления. Зикр — это поминание имен Бога, и если попытаться образно и кратко выразить его смысл, то можно сказать, что зикр — это такое поминание Бога, которое в буквальном смысле рождается в сердце суфия, а затем исторгается оттуда с рыданиями и мольбой.
Чтобы представить, что значил для ордена яссавийа зикр, нужно вспомнить, что последователи Яссави превратили зикр в символ, в главную характеристику своего братства. Практикуемые ими радения принадлежали к разновидности «джахрийа» — громкого зикра. Это слово, наряду с названием «зикр пилы» (зикр-и арра), стало фактически основным наименованием ордена, его синонимом, со временем почти вытеснившим термин «яссавийа». Произошло это в позднем средневековье, скорее всего в XVIII — начале XIX века, когда все суфийские ордена в Средней Азии стали различаться и в обиходе, и в официальных мусульманских документах по виду практикуемого ими зикра: хафийа (хафи, хуфийа) — «тихий, скрытый» и джахрийа (джарийа, джахр, джар) — «громкий». Суфийские шейхи-ишаны — приверженцы этих двух направлений вместе со своими учениками-мюридами сосуществовали в пределах городов, а подчас и кварталов (гузаров, махалла). Так было в Бухаре (1), Самарканде, Ура-Тюбе (2) и в других городах Средней Азии.
Названные разновидности зикра не исчерпывали все многообразие его проявлений, однако они представляли собой два основополагающих различительных признака в этом многообразии. Три названные церемонии — молитва, плачи-мольбы и чор зарб составляли, судя по хикматам, единый и цельный «предрассветный ритуал»: