Законов власти перевод с английского Е. Я. Мигуновой Научный консультант В. В. Андрушкевич

Толкование
Чуко Лана прозвали Спящим Драконом. О его завоеваниях во время
войны в эпоху Троецарствия слагались легенды. Как-то раз в его лагерь
явился человек, назвавшийся перебежчиком, младшим офицером
вражеской армии, и предложил помощь и ценные сведения. Лан сразу же
понял, что это ловушка, дезертир не настоящий; он приказал обезглавить
его. Но в последнюю минуту, когда топор был уже занесен, Лан предложил
спасти шпиону жизнь в обмен на его согласие стать двойным агентом.
Благодарный и перепуганный, тот согласился и стал передавать врагу
дезинформацию. Лан выигрывал одно сражение за другим.
В другой раз Лан выкрал военную печать и изготовил фальшивые
документы с приказом разместить вражеские войска в отдаленных пунктах.
Рассеяв таким образом силы противника, он захватил три города
и обеспечил себе сквозной проход через вражеское царство. Однажды он
обманул врагов, заставив поверить, что их лучший военачальник —
предатель, после чего тому пришлось бежать и присоединиться к Сыму Ю.
Спящий Дракон тщательно культивировал свою репутацию умнейшего
человека Китая, у которого всегда наготове фокус в рукаве. Эта репутация,
не менее грозная, чем любое другое оружие, наводила ужас на врагов.
Сым Ю десятки раз сражался с Ланом и хорошо его знал. Увидев
пустой город и Лана, сидящего на стене и поющего молитвы, он
заподозрил неладное. Монашеский халат, пение, благовония — всё это
походило на игру с целью запутать противника. Его заманивали в ловушку.
Игра была столь очевидна, что у Сыма Ю возникло сомнение — что, если

---

Лан на самом деле один и доведен до отчаяния? Но так велик был его страх
перед Ланом, что он не решился рискнуть. Вот что значит власть
репутации. Она может остановить целую армию и даже обратить ее
в бегство без какого-либо оружия.
Ибо, как говорит Цицерон, даже восстающие против него (влечения
к славе. — Пер.) стремятся к тому, чтобы книги, которые они на этот
счет пишут, носили их имя, и хотят прославить себя тем, что презрели
славу. Все другое может стать общим; когда нужно, мы жертвуем для
друзей и имуществом, и жизнью. Но уступить свою честь, подарить
другому свою славу — такого обычно не увидишь.
Монтень, 1533–1592