Таджик. Часть Путевые заметки европейских путешественников XIX

тажик (کیژات/کژات) и таджик (کیجات/كجات) означает «сын араба, 
выросший в ‘Аджаме» или «потомки арабов (برع دلاوا), которые 
выросли в ‘Аджаме [Dehkhoda IV: 6166 – 6167, 6242, 6263; Бурхон I: 
264, 265, 266; 
Гийас ал-лугат: 108]. В таком же значении слово слово 
таджик (کیجات) с вариантами тазик (کزات = گژات), тазик (کیزات = گیزات) 
и тажик (کیژات = گیژات) переводится в европейских и русских 
словарях персидского языка ХIХ в.: «сын араба выросший в Персии», 
«
дети арабов, родившиеся в Персии», «сын араба, возвысившийся в 
Персии» или «раб, который выкупил себя и возделывает землю» 
[Vullers 1855 I: 410, 413; Steingass 1892: 275; 
Ягелло 1910: 359, 361]. 
Все эти данные указывают на то, что в средние века сами персы 
называли «таджиками» потомков арабов от их брака с персиянками. 
Поэтому они были двуязычными, и одинаково влaдели как арабским, 
так и персидским языками. В эпоху раннего ислама (VIII – IX вв.) они 
составляли значительную часть армии арабских-персидских завоева- 
телей, поселившихся в городах Средней Азии. Главными опорными 
пунктами их были города Самарканд и Бухара. 
Отмечая, что таджики не обладают тем чувством национальнос- 
ти, которое так часто проявляется у узбеков, А. Вамбери пишет, что
«
это лучше всего подтверждается последними событиями в Ташкенте. 
Из письма генерала Крыжановского, написанного из названного 
города, мы видим, что из всего пестрого населения этой местности 
тадшики первыми сблизились с завоевателями, даже значительно 
содействовали им в деле умиротворения, – вероятно к огорчению всех 
узбеков, которые конечно не участвовали в петиции о русском 
подданстве».
А. Халид в своей вышеупомянутой книге пишет: «…с самого
начала таджикские активисты использовали подозрения партии в 
панисламизме и пантюркизме, чтобы критиковать узбекскую полити- 
ку и показать ее вредной интересам партии, государства и револю- 
ции». «…Жалуясь на «извращение» линии партии со стороны своих
противников, таджикские активисты, таким образом, изображали себя 
истинными Советами. Обвинения в панисламизме, пантюркизме и
национал-шовинизме – основных фобиях партии в Средней Азии в 
1920-
е гг. – продолжают быть основой таджикских жалоб на действия
узбекской политики по сей день». Далее на следующей странице
читаем: «Мухиддинов был поддержан несколькими другими писате- 
лями, включая его товарища изгнанника Aлиева. Они представили

---

50 
эту проблему так, чтобы Средазбюрo или Центральный комитет не
смогли ее игнорировать. OГПУ, тем временем, долго собирало мате- 
риалы по «узбекизму и росту шовинизма» среди узбекской интел- 
лигенции. … эти подозрения принесли узбекской интеллигенции 
тяжелые потери» [Khalid 2015: 314 – 315; Халид 2022: 456 – 458]. 
Эти слова говорят за себя сами и не требуют особых коммен- 
тариев. Из них следует, что в политических репрессиях, унесших- 
жизни многих сынов узбекского народа, была и рука «таджикских»
националистов, заключивших союз со сталинским режимом. Между
тем, таджикская интеллигенция не понесла таких потерь. По крайней 
мере, ни Айни, ни Лохути, ни Шохтемур, ни Алиев, ни Зехни, ни 
Икроми, т. е. главные деятели таджикского национализма, от репрес- 
сий не пострадали. Каждый год 31 августа узбекский на род отмечает 
день памяти жертв репрессий, но до сих пор никто ни разу даже не 
упомянул о том, что многие из них стали жертвами предательской
деятельности основателей Таджикской автономии.
Вышеупомянутые сведения А. Вамбери свидетельствуют о том, 
что предательская деятельность таджиков началась задолго до сталин- 
ских репрессий, еще в самом начале оккупации Туркестана русскими 
завоевателями, когда «из всего пестрого населения этой местности (т. 
е. Ташкента – Ш.К.) тадшики первыми сблизились с завоевателями, 
даже значи- тельно содействовали им в деле умиротворения [местного 
населения]». И сегодня таджикские националисты готовы прибегнуть 
к помощи любой внешней силы, в частности, к военной помощи 
России, чтобы предъявлять свои вымышленные притязания Узбекис- 
тану.
К этому следует добавить, что предательство было характрно 
таджикам еще в средние века, когда они имели репутацию трусов. А 
трусость, как известно, равноценна предательству, по крайней мере, 
на поле боя и перед лицом угрозы со стороны внешнего врага. Для 
этого достаточно вспомнить, что в эпоху Хорезмшахов «несколько 
таджиков из жителей Бухары выдали Чингизхану скрывавшихся 
воинов хорезмшаха Мухаммада, после чего монголы предали город 
огню и перебили всех его жителей».
1
На стр. 321 – 322 автор пишет: «[г. Ханыков] производит слово