Традиция — текст — фольклор
Download 1.46 Mb. Pdf ko'rish
|
strukturavolshebnoyskazki
|
Е.С. Новик
СИСТЕМА ПЕРСОНАЖЕЙ РУССКОЙ ВОЛШЕБНОЙ СКАЗКИ Вопрос о возможности системного подхода к изучению dramatis perso- nae был поставлен в работах В.Я. Проппа «Морфология сказки» (1928) и «Исторические корни волшебной сказки» (1946). В «Морфологии сказки» впервые прозвучала и идея рассматривать персонаж как пучок функций. Однако диахроническая интерпретация единого сказочного сюжета, произ- веденная в «Исторических корнях волшебной сказки», привела к некото- рой перестановке акцентов: главное внимание исследователя оказалось направленным на анализ того, как наследие мифа переосмысляется сказ- кой, как исконно мифологические персонажи трансформируются в персо- нажи сказочные. В настоящей статье осуществляется попытка произвести описание сис- темы персонажей в том виде, в каком они представлены в самой волшеб- ной сказке, независимо от 122 «корней», их породивших. Материалом для анализа послужили волшеб- ные сказки сборника Афанасьева. Системное описание персонажей волшебной сказки предусматривает выявление инвариантных форм, механизмов формообразования и меха- низмов формоизменения. Центральной задачей в этой связи становится выяснение вопроса, исчерпывается ли клишированность сказки «постоян- ством функций», является ли это постоянство единственным основанием, позволяющим привести в систему такие элементы волшебной сказки, как формы и атрибуты персонажей. Настаивая на единообразии функций, на принципиальном единстве сю- жетной формулы волшебной сказки, В.Я. Пропп склонен был считать, что «номенклатура и атрибуты действующих лиц представляют собой пере- менные величины сказки» [Пропп 1969, с. 79]. Поэтому при анализе персо- нажей исследователь предлагал исходить из «постоянных», повторяю- щихся и независимых единиц повествования, каковыми являются функции действующих лиц. Между тем, равно как одни и те же функции могут выполняться различ- ными персонажами 1 , так один и тот же персонаж может играть самые раз- нообразные роли: Змей похищает царевну (Аф. 129) — вредитель. Змей дарит герою ковер-самолет (Аф. 208) — даритель. Змей оживляет убитого героя (Аф. 208) — помощник. Змей претендует на руку царевны (Аф. 124) — соперник. Змей — заклятый царевич (Аф. 276), герой-жертва (или конечная ска- зочная ценность — жених). Жена отнимает у мужа чудесного помощника (Аф. 199) — вредитель. Жена дарит мужу чудесный клубочек и полотенце (Аф. 212) — дари- тель. Жена помогает мужу бежать от Морского царя (Аф. 219) — помощник. Жена возвращает себе потерянного мужа (Аф. 234) — героиня. Жену получает герой в награду за подвиги — конечная сказочная цен- ность. Классификация персонажей по ролям затруднена еще и тем, что функ- ции заданы относительно героя, между тем и герой, и, например, вреди- тель могут действовать одинаково: Змей похищает царскую дочь, Иван- царевич с помо- 123 щью Серого волка похищает царскую дочь; мачеха режет корову падчери- цы, дети сами режут чудесного бычка; змеихи оборачиваются заманчивы- ми предметами, Василиса Премудрая оборачивает себя и жениха озером, ковшиком и т. п. Независимость функций от персонажа-выполнителя имеет, как видим, и обратную сторону — относительную независимость персонажа от выпол- няемых им функций, отсутствие прямых корреляционных связей между поступком персонажа и его семантической характеристикой 2 . Поэтому представляется целесообразным разграничить такие уровни, как уровень действующих лиц, или деятелей (герой, вредитель, даритель, помощник и т. д.), и собственно персонажей, т. е. действующих лиц в их семантическом определении. Основная цель, которая преследуется в на- стоящей статье, — описание dramatis personae волшебной сказки вне за- висимости от той роли, которую они выполняют в сюжете. 1 Свобода в выборе исполнителей функций, о которой писал В.Я. Пропп, предполагает наличие некоторого множества, из которого этот выбор воз- можен. Круг персонажей волшебной сказки не столь велик и в достаточной сте- пени канонизирован 3 , чтобы его безоговорочно признать «переменной» величиной, для которой невозможны операции по выделению инвариан- тов. Однако единообразие это очевидно лишь в тех случаях, когда речь идет о стереотипных персонажах типа Ивана-дурака, падчерицы, Кощея и т. д. Более проблематичным выглядит это утверждение применительно к таким подвижным фигурам, как, например, чудесные животные или пред- меты. Между тем, еще В.Я. Пропп отметил, что «помощник может рас- сматриваться как персонифицированная способность героя» [Пропп 1946, с. 150], а волшебные предметы представляют собой лишь частный случай помощника 4 . Вражеская рать может быть разбита либо «сильномогущим богатырем», либо богатырским конем, либо чудесной дубинкой. И бога- тырь, и конь, и дубинка персонифицируют в данном случае 124 одно и то же качество — силу. Попасть в тридесятое царство можно, пре- вратившись в птицу, равно как и верхом на крылатом коне, для этой же цели могут быть использованы специальные приспособления: ремни, ког- ти, лестница, но это может быть и дерево, чудесным образом вырастаю- щее до неба. «Если сравнить, — замечает по этому поводу В.Я. Пропп, — три случая: 1) герой превращается в птицу и улетает, 2) герой садится на птицу и улетает, 3) герой видит птицу и следует за ней, — то здесь мы имеем расщепление, раздвоение героя» ([Пропп 1946, с. 196]; разрядка моя. — Е. Я.). Аналогичным образом и Змей, Кощей или Яга могут либо обладать свойством сверхбыстрого перемещения по воздуху, либо для этого им нужны специальные помощники (Кощей, как и герой, «три дня пастухом был... за то баба-яга дала» ему чудесного коня, на котором тот способен догнать героя — Аф. 159) или приспособления (баба-яга «во весь дух на железной ступе скачет, пестом погоняет, помелом след заме- тает» — Аф. 159). Чтобы уйти от погони, герою нужно иметь щетку, кото- рая превращается в непроходимый лес; чтобы догнать беглеца, вредитель должен прогрызть в этом лесу дорогу, а для этого ему нужно добыть ост- рые зубы, которые нередко специально выковываются у кузнеца. Эта особенность волшебной сказки позволяет предположить, что все персонажи могут быть рассмотрены как персонификации определенных свойств или состояний. То, как персонаж действует, во многом зависит от того, что он собой представляет 5 . Обширный круг вариантов волшебных сказок, в которых фигурирует герой чудесного происхождения, строится, например, несколь- ко отлично от основной сюжетной схемы, описанной В.Я. Проппом. Здесь подробное описание чудесного рождения героя можно рассматривать как перенесение в начало повествования такого важного композиционного звена, как «получение чудесного средства», которое обычно следует уже после «предварительной беды» и после испытания героя дарителем; ряд сказок с таким чудеснорожденным героем вообще может не содержать элемента «получение чудесного средства», оно наличествует в самой ха- рактеристике чудесного героя-богатыря. С такой точки зрения и сам повествовательный план волшебной сказки может рассматриваться как разворачива- 125 ние в сюжете тех семантических признаков, которыми обладает персонаж. Если отец — умерший и этот признак обыгрывается в сюжете, то следует эпизод, в котором он одаривает сына; если в фокусе повествования ока- зывается его старость или слепота, то следует отправка сыновей за жи- вой водой и молодильными яблоками; если фиксируется его вдовство, сказка разворачивает сюжет об инцестуальном преследовании дочери или о втором браке отца и преследовании мачехой падчерицы. Семантические характеристики, которыми наделяются персонажи, соот- ветствуют, как видим, тем конфликтам, в которых персонажи принимают участие. Иными словами, персонаж — воплощение тех семантических признаков, которые создают конфликтные ситуации и обыгрываются в пределах эпизода или всего сюжета. Полифункциональность действующих в сказках фигур объясняется от- части тем, что каждый персонаж наделен несколькими признаками, каж- дый из которых соотносим как с системой действий, так и с системой со- стояний персонажа, с его статусом (семейным, сословным, личностным). Отец инцестуально преследует свою дочь (т. е. выполняет роль вредите- ля) в состоянии вдовства, он сам оказывается как бы в ситуации «недос- тачи», которую и пытается ликвидировать, намереваясь жениться на род- ной дочери. Тот же персонаж (отец) оставляет сыну или сыновьям чудес- ное наследство (действует в роли дарителя), находясь в статусе предка. Баба-яга функционирует как вредитель в сказках AT 327, представляя со- бой один из вариантов лесного демона, но помогает в сказках типа «Пойди туда, не знаю куда», оказываясь в родственных отношениях с героем- «зятем». Поскольку функции заданы с точки зрения героя, т. е. в зависимости от роли, а семантические признаки могут быть соотнесены с любым объек- том, представляется целесообразным с помощью этого, специфического для волшебной сказки, набора смысловых противопоставлений описать персонаж как комбинацию этих семантических признаков 6 . Речь идет, таким образом, об описании персонажей волшебной сказки в виде пучков признаков, выделении среди этих признаков величин постоян- ных и величин переменных, а также правил их комбинирования. Задача эта разрешима на межсюжетном уровне. 126 В качестве персонажей сказки рассматриваются такие объекты, которые принимают участие в действии и могут исполнять в ней ту или иную роль. Вопрос о том, действует ли данный объект или нет, чрезвычайно важен, так как этот признак позволяет чисто формально отделить «персонаж» от «вещи». Даже в одном и том же тексте действовать могут последователь- но человек, животное и, наконец, предмет. Так, в сказке «Волшебное кольцо» (Аф. 191) герой Мартын вдовий сын сначала действует сам: выку- пает на оставленные отцом деньги собаку и кошку, спасает змею из огня, получает от нее «чудодейное кольцо», женится на царевне, которая, за- владев кольцом, улетает в тридесятое царство; героя после пропажи ца- ревны сажают в каменный столб, а эстафета действий передается его по- мощникам — собаке и коту: именно они проникают в тридесятое царство, добывают похищенное кольцо, вынуждают «царя над всеми раками» по- мочь, когда роняют кольцо в море, доставляют кольцо хозяину; далее дей- ствует уже «чудодейная» сила кольца — двенадцать молодцов, возвра- щающие герою его жену. Как видим, в волшебной сказке действия совершаются и людьми, и жи- вотными, и предметами. Но те же самые люди, животные или предметы спорадически возникают в сказке в качестве фона, на котором разворачи- вается действие, хотя сами в нем не участвуют. Например, печь, предла- гающая девочке вытащить пирожок, а затем укрывающая ее от преследо- вателей, действует (в данном случае ее роль — типичная роль дарителя- помощника, который испытывает героя, а затем помогает ему в прохожде- нии основного испытания), в отличие от печи, служащей местом укрытия Иванушки-дурачка в сказках типа «Сивка-бурка». В последнем случае печь уже не является персонажем, а оказывается признаком локальной при- надлежности другого персонажа — Запечника. Не только предметы, но и люди могут оказаться признаком какого-либо другого персонажа. Так, в некоторых вариантах сказок типа «Сивка-бурка» старшие братья, наблюдавшие за подвигом младшего, рассказывают об увиденном своим женам: «"Ну, жены, какой молодец приезжал, так мы та- кого сроду не видали! Портрет не достал только через три бревна. Видели, откуль приехал, а не видали, куцы уехал! Еще опять приедет..." Иван- дурак сидит на печи и говорит: 127 "Братья, не я ли то был?" — "Куда к черту тебе быть! Сиди, дурак, на печи да протирай нос-от"» (Аф. 179). В других вариантах жены не упоми- наются, рассказ старших братьев адресован самому Иванушке-дурачку. Download 1.46 Mb. Do'stlaringiz bilan baham: 
|