Деятельности

Ч а с т ь I V
ТЕОРИЯ РЕЧЕВОЙ КОММУНИКАЦИИ
Глава 16
ФУНКЦИИ И ФОРМЫ РЕЧИ
Выражения «функция», «функциональный» встречаются в со-
временном языкознании буквально на каждом шагу. Едва ли не
главное из употреблений термина «функция», введенное Праж-
ской школой и в конечном счете, через И. А. Бодуэна де Кур-
тенэ восходящее к Шлейхеру,— это отождествление функции с
«отношением составных частей языка» [Скаличка, 1960, 99], внут-
риязыковыми характеристиками языковых единиц.
Наряду с таким употреблением есть и иное, интересующее
нас в данной главе. Это понимание функции как «функциональ-
ного назначения» языковых средств, связанного с «отношениями
языковых систем и языковых проявлений ко внеязыковой дейст-
вительности» [Havranek, 1958, 50].
Такое понимание идет еще от В. фон Гумбольдта, впервые
указавшего на то, что существуют различные виды речи, ориен-
тированные на разные цели высказывания и разные условия об-
щения. Впрочем, у Гумбольдта, как и у И. А. Бодуэна де Курте-
нэ, призывавшего в 1871 г. «обратить внимание на различие
языка тождественного и обыденного, семейного и общественного,
и вообще на различие языка в разных обстоятельствах жизни»
(Бодуэн, 1963, 1, 77), эта мысль не развернута. Она получает
последовательное обоснование лишь в начале XX в., в различных
направлениях так называемого «русского формализма» и в рабо-
тах близких к нему ученых; особенно заметную роль здесь игра-
ли ученики Бодуэна.
Одним из первых и едва ли не наиболее четко поставил
проблему функциональной дифференциации языка (и речи)
Л. П. Якубинский. Его известная статья «О диалогической речи»
открывается следующим программным заявлением: «Речевая дея-
тельность человека есть явление многообразное, и это многообра-
зие проявляется не только в существовании бесчисленного мно-
жества отдельных языков, наречий, говоров и пр. ..., но суще-
ствует и внутри данного языка, говора, наречия (даже внутри
диалекта данного индивида) и определяется всем сложным разно-

---

образием факторов, функцией которых является человеческая
речь. Вне учета этих факторов и изучения функционально соот-
ветствующих им речевых многообразий невозможно ни изучение
языка, как непосредственно данного живому восприятию явле-
ния, ни уяснение его генезиса, его «истории»» [Якубинский,
1923, 96].
Такого рода факторы Якубинский классифицирует на психо-
логические и социологические, а внутри последних выделяет
а) условия общения (отсюда территориальное и социальное рас-
слоение языка), б) формы общения (непосредственные и по-
средственные, односторонние и перемежающиеся) и в) цели обще-
ния. О функциональной специализации и функциональной диф-
ференциации языка и речи обычно говорят именно в связи с
двумя последними группами факторов
1
.
Понятие «функциональности речи» встречается в те же годы
и в работах членов Московского лингвистического кружка. У них,
в особенности у Г. О. Винокура, еще более четко выступает
ориентация на цели общения: «поскольку говорить о стиле, необ-
ходимо становиться на телеологическую точку зрения... не дока-
зано еще, что лингвистика чужда телеологии. Наоборот, можно
доказать обратное» [Винокур, 1923а, 240]. Действительно,
«речь — это акт деятельности сознания, а не автоматизованное
отправление психофизического организма. Даже и излюбленные
популярной психологией языка папуасы и полинезийцы, поль-
зуясь своим языком, им именно пользуются. Здесь всегда налицо
выбор и творчество, самостоятельное использование материалов,
предоставленных говорящему (лицу или объединению лиц) со-
циально-заданной языковой традицией» [Винокур, 19296, 40].
А этот выбор как раз и определяется конкретной целью или
задачей высказывания. Г. О. Винокур совершенно прав в своей
трактовке речевого поведения как целенаправленной деятельно-
сти; во всяком случае современная советская психология и физио-
логия высшей нервной деятельности интерпретируют все высшие
формы человеческой деятельности как характеризующиеся, поми-
мо других признаков, признаком целенаправленности: осознан-
ная или неосознанная постановка цели (вернее, иерархии целей)
всегда предшествует выбору оптимальных средств осуществления
и самому осуществлению акта деятельности. См. об этом подроб-
нее [Леонтьев, 19706]
2
.
1
Близкие идеи высказывались Л. П. Якубинским и раньше — в 1916 г.
(«Явления языка должны быть классифицированы, между прочим, с точ-
ки зрения той цели, с какой говорящий пользуется своим языковым ма-
териалом в каждом случае»), а в 1919 г. он упоминает о связи функ-
циональных многообразий речи с целями речи в программе курса «Эво-
люция речи», читанного в Институте живого слова [Якубинский, 1919а;
Якубинский, 1919б].
2
Схожие воззрения можно найти в кругу М. М. Бахтина; ср. в этой связи
книгу В. Н. Волошинова «Марксизм и философия языка» [Волошинов
1929].

---

Несомненно, с той же традицией Бодуэна связана интенсив-
ность разработки соответствующей проблематики в Пражской
школе. Важнейшим новым разграничением, введенным пражски-
ми лингвистами уже в самом начале их деятельности, является
последовательное противопоставление функций речевой деятель-
ности, форм языка и форм лингвистических проявлений (эквива-
лент «форм общения» Л. П. Якубинского). «Необходимо изучать
как те формы языка, где преобладает исключительно одна функ-
ция, так и те, в которых переплетаются различные функции;
в исследованиях последнего рода основной проблемой является
установление различной значимости функций в каждом данном
случае» [Пражский, 1967, 25]. Пражские лингвисты занимались,
кроме того, анализом проблемы языковой телеологии.
С сожалением следует признать, что в рамках других направ-
лений идеи функциональной специализации и функционального
расслоения речи (языка) не получили, по крайней мере до се-
редины нашего века, самостоятельного развития, хотя сходные
мысли неоднократно высказывались самыми разными учеными
3
.
Не существует сколько-нибудь общепринятого представления ни о
номенклатуре и взаимоотношении функций языка (речи) и взаи-
моотношении их с функциональными стилями, ни о сущности
этих стилей, ни о других вопросах, связанных с рассматриваемой
нами проблематикой. Это вызывает необходимость дать разграни-
чение и — по мере возможности — рабочее определение основных
понятий.
Первое понятие, которое необходимо ввести,— это функции
языка. Под ними мы понимаем те функциональные характери-
стики речевой деятельности, которые проявляются в любой рече-
вой ситуации, без которых речевая деятельность вообще не может
осуществляться Эти характеристики специфичны для речевой
деятельности как таковой, отделяя ее от других, нечеловеческих
или не специфически человеческих видов коммуникации. Поня-
тие функций языка соответствует понятию «первичных функций
языка» в работах Ф. Кайнца [Kainz, 1941] и К. Аммера [Ammer,
1958]. Остановимся на отдельных функциях языка, понимая рече-
вую деятельность вслед за Л. С. Выготским как единство обще-
ния и обобщения: «Высшие, присущие человеку формы психоло-
гического общения возможны только благодаря тому, что человек
с помощью мышления обобщенно отражает действительность»
[Выготский, 1956, 51].
В сфере общения ведущей функцией языка является комму-
никативная (ср. в этой связи главу 2). В речевой деятельности
3
Ср., например, «Французскую стилистику» Ш. Балли (первое издание
1909) [Балли, 1961], работы К. Бюлера [К. Buhler, 1934], Ф. Кайнца
[Kainz, 1941] и др. По-видимому, совершенно или почти совершенно неза-
висимо возникли соответствующие идеи у японских лингвистов, занимаю-
щихся проблемами «языкового существования», см. [Конрад, 1959, особ,
стр. 9].

---

она выступает в одном из трех возможных вариантов. Это:
а) индивидуально-регулятивная функция, т. е. функция избира-
тельного воздействия, непосредственного или опосредствованного,
на поведение одного или нескольких человек. Такое воздействие
наиболее типично для употребления речи; это «аксиальная» ком-
муникация А. А. Брудного [Брудный, 1964б]; б) коллективно-
регулятивная функция; она реализуется в условиях так называе-
мой «массовой коммуникации» (ораторская речь, радио, газета),
рассчитанной на большую и недифференцированную аудиторию и
характеризуемой прежде всего отсутствием «обратной связи»
между говорящим и слушателями («ретиальная коммуникация»
А. А. Брудного). На «массовой коммуникации» мы еще остано-
вимся ниже (см. главу 19); в) саморегулятивная функция —
при планировании собственного поведения.
Когда мы говорим о языке как о средстве обобщения, то при
этом имеем в виду прежде всего то, что в языке непосредственно
отражается и закрепляется специфически человеческое — обоб-
щенное — отражение действительности. В этом своем качестве
язык выступает в двух аспектах — социальном и индивидуаль-
ном, что связано с самой природой процесса обобщения, связы-
вающего язык как социальное явление с языковым сознанием
носителя этого языка (см. главу 2).
Если взять индивидуальный аспект, то здесь на первом месте
стоит, без сомнения, функция языка как орудия интеллектуаль-
ной деятельности человека (мышления, памяти и т. д.). Конеч-
но, отнесение этой функции (как, впрочем, и всех остальных)
к индивидуальному аспекту совершенно условно: сама возмож-
ность человека планировать свои действия, специфичная для
интеллектуальной деятельности, предполагает использование об-
щественно выработанных средств. Планируя изготовление стола,
человек мысленно оперирует понятием стола и представлением
о столе, об инструментах и способах их использования; решая
задачу, он опирается на приемы сложения и вычитания, отрабо-
танные обществом и усвоенные им в школе и т. д. Одним сло-
вом, он ни шагу не может ступить в своей интеллектуальной
деятельности без общества, без социально-исторического опыта.
Вторая из рассматриваемых нами в сфере обобщения функ-
ций языка — это функция, которую как раз и можно назвать
функцией овладения общественно-историческим опытом челове-
чества. Чтобы осуществлять интеллектуальную деятельность,
человек должен при помощи языка усвоить некоторую совокуп-
ность знаний. Именно язык является той основной формой, в ко-
торой эти знания доходят до каждого отдельного человека.
Если перейти от индивидуального к социальному аспекту, то
здесь можно выделить функции: быть формой существования
общественного опыта (наряду с логическими и более сложными
формами); национально-культурную, отражающую специфические
элементы национальной культуры; наконец, функцию языка как

---

орудия познаний, позволяющую нам черйать новые (для челове-
чества в целом или по крайней мере для определенного коллек-
тива, но не для отдельного человека) сведения об окружающей
нас действительности, производя лишь теоретическую деятель-
ность, опосредствованную языком, и не обращаясь непосредствен-
но к практической (трудовой, экспериментальной и т. п.) дея-
тельности (ср. А. А. Леонтьев, 1965б).
Все эти функции никак не отражаются ни в языковой струк-
туре высказывания, ни в отборе составляющих его языковых
средств. Они, как уже отмечалось выше, присущи любому рече-
вому высказыванию вне зависимости от его целенаправленности
и условий осуществления.
Но наряду с такими функциями, которые удобно приписывать
языку, в речевой деятельности могут реализоваться потенциаль-
ные характеристики высказывания, не обязательно присущие вся-
кому речевому акту, т. е. факультативные. Это «вторичные функ-
ции языка», по Кайнцу-Аммеру; их удобно приписывать не языку,
а речи. Они как бы наслаиваются на функции языка; каждое
речевое высказывание, помимо коммуникативной, «интеллектуаль-
ной» и т. д. направленности, может иметь дополнительную спе-
циализацию в одном или нескольких планах. Попытаемся пере-
числить некоторые из функций речи
4
.
Начнем с эмотивной функции, т. е. функции выражения
чувств и воли говорящего. В отличие от функций языка, эмотив-
ная функция, как и другие функции речи, может, так сказать,
иметь собственные языковые средства и формировать специали-
зированные высказывания; на этой особенности функций речи мы
остановимся в дальнейшем. Об эмотивной функции см. [Jakobson,
1960; Stankiewicz, 1964] и др.
Вторая по значимости функция — поэтическая, или эстетиче-
ская. См. о ней обширную литературу [Виноградов, 1962; Вино-
кур, 19296 и 1959; Якобсон, 1921; Jkobson, 1960, и т. д.].
Далее укажем на существование магической функции речи.
В, так сказать, «чистом» виде она выступает в так называемых
первобытных обществах [Леви-Брюль, 1930; Фрэзер, 1938; Mali-
nowski, 1935], где связана с представлением о таинственной
силе слова, произнесение которого может непосредственно вы-
звать некоторые изменения в окружающем мире. В речевой дея-
тельности человека европейской цивилизации эта функция сказы-
вается лишь в существовании табу и эвфемизмов.
Далее можно упомянуть о так называемой фатической функ-
ции, или функции контакта (ср. существование языковых средств,
используемых исключительно для установления или подтвержде-
4
Дать их полную номенклатуру не представляется возможным в связи
с тем, что функциональное своеобразие употребления речи в различных
конкретных культурах и социальных коллективах описано совершенно
недостаточно; между тем функции речи чрезвычайно тесно связаны с
особенностями этих конкретных культур и обществ.

---

ния контакта, особенно в случаях дистантной речевой связи,
скажем, по телефону). По-видимому, именно с ней следует свя-
зывать многочисленные случаи первосигнального, в первую оче-
редь вокативного, употребления речи — ср. [А. А. Леонтьев, 1970а].
Чрезвычайно существенна функция «марки», или номинатив-
ная, связанная с употреблением речи в целях наименования
каких-то конкретных объектов: географических пунктов, пред-
приятий, магазинов, промышленных изделий и т. д. Сюда же
относится использование языка в рекламе, являвшееся неодно-
кратно предметом специального исследования [Тарасов, 1963].
Упомянем, наконец, диакритическую функцию, заключаю-
щуюся в возможности употребления речи для коррекции или
дополнения той или иной неречевой ситуации. Вместо того, что-
бы сказать: Прошу Вас дать мне один билет до станции «Турист»