Словообразовательная категория суффиксальных локативных существительных в современном русском языке

Омосуффиксы -к(а). В русской морфемике конкуренцию суффиксу -к(а)¹ с локативным значением могут составить следующие суффиксы: -к(а)² с размерно-оценочным значением, -к(а)³ со значением единичности, -к(а)⁴ со значением женскости, -к(а)⁵ со значением действия. Каждый из указанных омосуффиксов имеет зону пересечения с рассматриваемым аффиксом, причём отдельные участки могут совпадать у нескольких формантов. Так, дериваты на -к(а), образованные от названий лиц, могут быть модификационными образованиями с одним из трёх значений либо мутационными производными с локативным значением. Ср.: соседка (‘женскость’) и кочегарка (‘локативность’), мармеладка (‘единичность’). От существительных, называющих лицо мужского пола, посредством омосуффиксов -к(а) могут быть образованы и локативы, и феминативы (ср. дежурка, вахтёрка и артистка, делегатка).
Омосуффиксы -н(я). Зоной пересечения деривационных ареалов омосуффиксов -н(я) -н(я)¹ образует существительные с локативным значением, -н(я)² – с собирательным значением) является словопроизводство дериватов от основ существительных – названий лиц (ср. бич  бичарня, матрос  матросня). Заметим, что модификационные образования относятся к разговорной речи либо к просторечию.
Омосуффиксы -ник. Нами выявлены две зоны пересечения деривационных ареалов омосуффиксов -ник (-ник¹ образует существительные с локативным значением, -ник² – со значением лица): 1) словопроизводство девербативов (ср. морозильник и наставник ); 2) словопроизводство десубсантивов (ср. пляжник и салатник).
Омосуффиксы -ниц(а). Зоной пересечения деривационных ареалов омосуффиксов -ниц(а) (-ниц(а)¹ образует локативы, -ниц(а)² – феминативы) является, как представляется на первый взгляд, словопроизводство дериватов от основ существительных, называющих людей и животных. Однако, учитывая механизм образования nomina feminina на -ниц(а) (ср. учить  учитель  учительница и чай  чаёв(ник)  чаёвница), следует также привлекать к исследованию производящие базы существительных – названий лиц мужского пола. (Заметим, что в ряде случаев мы наблюдаем чересступенчатое словообразование.)
Нулевые омосуффиксы. Нулевой локативный суффикс имеет пересечение деривационных ареалов с омосуффиксами, образующими существительные со значением опредмеченного действия (ср. вход ‘место, через которое входят’ и бег) и опредмеченного признака (ср. новь и тишь).
3. Совпадение производящих основ возможно при паронимии исходных слов. Так, например, от основы слова танка – ‘нерифмованное пятистишие, распространённое в японской поэзии’ (ср. танк) – возможно образование слова танкодром (ср. с названием рубрики в ряде печатных изданий – Стиходром), которое будет омонимичным локативу танкодром ‘специально оборудованное место для испытания танков и других боевых гусеничных машин, а также для обучения танкистов’. Заметим, что лишь единичные производящие, использованные для образования локативов, имеют паронимы, например: белить (белильня) и белеть. Как видится, существующее разнообразие средств морфонологической адаптации базовых основ как компонентов деривационного акта не позволяет выявить иные интересующие нас случаи.
Таким образом, подобный путь образования омонимов практически не востребован. Ещё менее вероятны иные «созвучия» производящих основ.
4. Анализ материалов нашей картотеки показал, что производные омонимичные локативные существительные, как правило, образуются при взаимодействии одной и той же производящей базы с омосуффиксами.
Подобное явление зафиксировано среди омосуффиксов -ник, -ниц(а), -ищ(е), -к(а), а также для нулевых суффиксов. Сопоставление словопорождающих возможностей производящих одной тематической группы позволяет выявить случаи «необразования» омонимов. Рассмотрим данные дериваты.
От основ существительных, называющих животных, посредством омосуффиксов -ник могут быть образованы дериваты со значением ‘лицо’ и дериваты со значением ‘место’, например: гусятник I ‘птичник для гусей’ и гусятник II ‘продавец гусей’; курятник I ‘помещение для кур’, курятник II ‘торговец курами’. Заметим, что значительное число локативов на -ник, образованных от основ существительных, называющих животных, не имеет омонимов со значением ‘лицо’ (бегемотник, гадючник, индюшатник, лисятник, львятник, маральник, овчарник, синичник, ягнятник и др.). Большинство указанных слов появились в русском языке в ХХ в., что даёт основание говорить о развитии специализации данной деривационной морфемы.
Дериваты на -ник, образованные от названий растений, как правило, имеют локативное значение, например: ежевичник ‘заросли ежевики’. Единичными случаями представлена омонимия производных на -ник, образованных от основ существительных, называющих растения, например: ягодник I ‘место, где растут ягодные растения’, ягодник II ‘любитель ягод’.
От основ существительных, называющих блюда, продукты питания, посредством суффикса -ник, как правило, образуются локативы – названия различных предметов посуды, например: кофейник ‘сосуд для варки или подачи кофе’; салатник ‘столовая посуда для салата’; сливочник ‘кувшинчик для сливок’; сотейник ‘род сковородки – металлическая тарелка с прямыми боками (для соте)’; соусник ‘посуда для соуса в виде продолговатой чашки с ручкой’. Омонимия наблюдается в единичных случаях, например: сметанник I ‘любитель сметаны’ и сметанник II ‘посуда для сметаны’; чайник I ‘сосуд с ручкой и носиком для заварки чая или для кипячения воды’ и чайник II ‘любитель чая, чаёвник’.
Частичное совпадение сочетаемостных свойств омосуффиксов -ниц(а) приводит к образованию словообразовательных омонимов, например: булавочница I ‘работница на производстве булавок’ и булавочница II ‘коробочка или подушечка для хранения булавок’; галошница I ‘работница на галошном производстве’ и галошница II ‘шкафчик или полка для галош, уличной обуви’.
Несложно смоделировать феминативы на -к(а), омонимичные локативам типа вахтёрка, например, слово малярка со значением ‘женщина-маляр’. Однако в языке данные феминативные значения передаются другими способами (малярша, дежурная) либо не передаются вообще. Исключением является пара косметичка I ‘женщина, проводящая косметические процедуры’ и косметичка II ‘сумка для косметики’.
Омонимия производных со значением ‘действие’ и ‘место действия’ (‘место как результат действия’) характерна для слов с суффиксом -к(а) и с нулевым суффиксом, например: подчистка, штопка, штриховка; вход, разворот, укус. Впрочем, говорить о конкуренции здесь не приходится: соперничающим, казалось бы, производным удаётся вполне мирно сосуществовать. Например, локативы ссылка, остановка, мойка, стройка и парковка имеют омонимы со значением ‘действие’.
Единичными случаями представлена омонимия размерно-оценочных и локативных дериватов на -ищ(е), например: амбарище, городище.
Конкуренция омосуффиксов, как видится, имеет некоторые особенности. Так, например, морфемарий анализируемой СК включает два суффикса, чьи «анкетные» данные (и, соответственно, деривационные ареалы) во многом совпадают – суффиксы -ник и -ниц(а). Анализируя новые локативы, мы обратили внимание на то, что ССК с частным СЗ ‘там, где находится’, как правило, пополняется дериватами на -ниц(а), суффикс же -ник используется в крайних случаях. Почему это происходит? Оба суффикса имеют очень сильных соперников по «звуковой оболочке» – суффикс -ник со значением ‘лицо’ и суффикс -ниц(а) со значением ‘женскость’. Однако действие антиомонимичных ограничений во втором случае явно слабее. Здесь мы предлагаем следующее объяснение. Производные на -ниц(а) вызывают две ассоциации: ‘женщина’ либо ‘место’. Если в этом случае не возникает ассоциации с существительным, называющим лицо мужского пола, то дериват на -ниц(а) воспринимается как локатив.
Анализ материалов, представленных в толковых словарях русского языка ХVIII–ХIХ вв. и в исторических словарях, позволяет сделать вывод о том, что сосуществование словообразовательных омонимов обычно заканчивается вытеснением из языка одного из дериватов. Ср.: 1) каштанникъ ‘1. Место, засаженное каштанами; каштановая роща. 2. Дикое каштановое дерево. 3. Любитель каштановъ’ (САР–1909, т. IV, вып. 3, с. 675) и каштанник ‘каштановая роща’ (БАС, т. 5, с. 897); 2) игольникъ – ‘1. Тот, кто изготовляет иголки или торгует ими. 2. Коробочка, футляр для хранения иголок’ (СлРЯ XI–XVII вв., т. 6, с. 79) и игольник – ‘1. Футляр для хранения швейных иголок. 2. Хвоя’ (БАС, т. 5, с. 20).
Таким образом, следует признать, что антиомонимичные результирующие ограничения, действующие при образовании суффиксальных локативных существительных, не являются жёсткими. Однако сам факт их существования отрицать нельзя.
3. Антиполисемичные ограничения. Как известно, большинство слов многозначно. Основным способом развития полисемии является приобретение словом нового значения: «Человеческое познание – беспредельно, ресурсы же языка ограничены, поэтому мы вынуждены обозначать одним и тем же знаком различные, но как-то связанные предметы» (Современный русский язык, с. 197). Производные словами имеют, кроме указанного, два специфических, обусловленных их особой структурой способа «полисемантизации».
1. Первый способ основан на отношениях производного и производящего. Как известно, производное слово образуется на базе определённого значения производящего. Здесь возможны две ситуации: 1) производное с интересующим нас СЗ образуется на базе каждого значения полисемичного производящего, что приводит к появлению полисемичного производного; 2) моносемичное производящее используется для образования полисемичного производного. Данное описание, безусловно, несколько схематично, его конкретизация возможна при анализе фактического материала. Рассмотрим подобные случаи.
Так, например, из семи значений производящего катать (‘двигать, передвигать какой-либо округлый предмет, вращая, заставляя его скользить по поверхности’, ‘возить кого-либо на чём-либо для прогулки, для развлечения’, ‘быстро или много ездить, развлекаясь’, ‘вращательными движениями придавать чему-либо мягкому или вязкому округлую форму’, ‘разглаживать что-либо при помощи вращательных движений // подвергать прокатке (о железе)’, ‘выделывать из битой шерсти (об обуви, войлоке, шляпах)’, ‘означает стремительное, резкое проявление какого-либо действия’) (МАС–2, т. II, с. 39) для образования локативов использованы лишь два: катальня ‘мастерская для валяния разных изделий из битой шерсти’  катать ‘выделывать из битой шерсти (обувь, войлоки, шляпы); валять’ и катальня ‘мастерская, цех по производству, прокату листового железа’  катать ‘плющить или вытягивать (железо, проволоку и др.), производить прокатку’.
Ещё пример. Существительное кофе имеет четыре значения (МАС–2, т. II, с. 116), три из которых были использованы для образования суффиксальных локативов: кофе ‘семена (зёрна) кофейного дерева, порошок из этих семян’  кофейница ‘коробка или банка для хранения кофе’, кофе ‘напиток’  кофейник ‘сосуд для варки и подачи кофе’ и кофейня ‘заведение, где пьют кофе’, кофе ‘питьё такого напитка’  кофейня. Одно значение существительного кофе ‘тропическое дерево, из семян которого приготовляют особый напиток; кофейное дерево’ осталось невостребованным: место, где растут такие деревья, называют кофейной плантацией. Существуют также случаи нулевой реализации словопорождающих возможностей полисеманта. Так, например, существительное какао, относящееся к той же ЛСГ, что и кофе, не образует ни одного локатива. (Заметим, что какаовникъ ‘мѢсто, усаженное деревьями, приносящими какао’ (СЦСЯ–1867, т. II, с. 316) утрачено современным языком.) В качестве ограничений здесь, очевидно, следует рассматривать внеязыковые (значительно меньшая распространённость продукта) и языковые – морфонологические (финаль производящей основы содержит два гласных).
В абсолютном большинстве случаев производный локатив использует одно значение полисемичного производящего. В ряде случаев это обусловлено иллогичностью потенциального деривата. Так, например, для образования локативов гладильня и гладилка (‘помещение, где что-либо гладят’) было использовано одно значение производящего полисеманта гладить ‘делать гладким при помощи горячего утюга или пресса (бельё, одежду и т.п.)’ (БАС–2, т. III, с. 118–119), второе же значение (‘водить ладонью, пальцами и т.п. по поверхности чего-л. …//…// Ласкать кого-л., поглаживая по голове, руке и т.п.’) не имеет возможностей образовать локатив в связи с бессмысленностью потенциального производного. Однако основным сдерживающим фактором всё-таки являются антиполисемичные ограничения.
Таким образом, один из видов антиполисемичных ограничений обусловлен количеством полисемичных производящих и востребованностью лексико-семантичного варианта полисеманта.
Рассмотрим случаи образования полисемичного производного на базе моносемичного производящего либо на базе одного значения полисемичного производящего. Так, локатив песочница (‘1. В паровозе, вагоне – ящик с песком, автоматически высыпающимся на рельсы во время движения для устранения буксования. 2. Разг. Ящик с песком, в котором играют дети’) был образован на базе одного из значений полисемичного производящего песок (‘1. Сыпучие крупинки твёрдых минералов (гл. образом кварца)’ (МАС–2, т. III, с. 114). Подобное развитие полисемии – объект исследования лексикологии. См. также: картотека – 1. Ящики для хранения карточек с какими-л. сведениями. 2. Папка со специальными отделениями для хранения визитных карточек; курятник – 1. Место (обычно помещение) для кур. 2. Клетка, в которой возят кур.
2. Второй способ «полисемантизации» производного связан с возможностью изменения предиката в перифразе. Подобное находим, например, в случае с дериватом мороженица: 1) ‘там, где изготовляют мороженое’; 2) ‘там, где подают мороженое’; 3) ‘там, где находится мороженое’.
Предикат, «идущий» на смену существующему, должен соответствовать предикатам, зафиксированным у слов этой СК (отдельные исключения возможны).
Наше исследование СК суффиксальных локативных существительных показало, что в ряде случаев наблюдается «необразование» деривата именно в связи с нежеланием развития многозначности слова.
Весьма важным для понимания устройства деривационной подсистемы русского языка представляется выявление способов преодоления указанных выше ограничений.
В качестве гипотезы нами рассматривается возможность интерпретации существования случаев параллельной производности как одного из способов «обхода» антиполисемичных ограничений. Объяснимся.
Существование в языке однокорневых, но разносуффиксальных дериватов, имеющих общее СЗ, с определённой долей вероятности можно объяснить как использование ресурсов СК (а именно морфемария) для того, чтобы избежать полисемии уже созданного деривата либо «уменьшить» её. Подобное возможно при наличии в «распоряжении» СК компонентов морфемария, имеющих пересекающиеся дистрибутивные ареалы.
Приняв в качестве исходного положение о существовании антиполисемичных ограничений, рассмотрим случаи их нарушения и ненарушения.
Как видится, наличие в языке кодериватов с тождественными СЗ и нетождественными лз можно рассматривать как результат реализации одного из таких способов. Так, например, от основы тёплый образуются три суффиксальных локативных существительных, имеющих разные лз: теплица ‘тёплое застеклённое помещение для выращивания ранних или южных растений; парник, оранжерея’, теплушка ‘1. Отапливаемый товарный вагон, который предназначен для перевозки людей. 2. Тёплое помещение на стадионах и строительных площадках, в котором можно погреться’, тепляк ‘1. Временное отапливаемое помещение на стройках. 2. Утеплённое помещение для содержания скота-молодняка’.
Таким образом, можно предположить, что появление кодериватов обусловлено стремлением ограничить полисемию.
По нашим наблюдениям, данная возможность преодоления антиполисемичных ограничений используется в языке не очень активно.
4. Антинеблагозвучные ограничения. Одним из видов подобных ограничений являются ограничения, связанные с количеством слогов в слове. Так, например, с этой точки зрения вызывает затруднение образование локативов от основы многосложного прилагательного дактилоскопический (шесть слогов в основе) посредством суффикса -тек(а). Ожидаемое производное *дактилоскопическотека насчитывало бы девять слогов, что вряд ли позволило слову быть жизнеспособным. Этого удалось избежать с помощью усечения производящей основы: дактилоскоп(ический)  дактилоскопотека (семь слогов) и дактилоско(пический)  дактилоскотека (шесть слогов).
Следует отметить, что усечение производящей основы является весьма действенным способом уменьшения длины производного слова, позволяющего избежать ограничения в образовании деривата. Приведём ещё пример: дельтаплан + -дром  дельтадром (ср. *дельтапланодром).
Несколько иную ситуацию наблюдаем при образовании nomina loci от основы существительного вертолёт. Словари фиксируют вариативные образования: а) без усечения производящей основы – вертолётодром; б) с усечением производящей основы – вертодром.
Во втором случае мы имеем слово с не вполне внятной внутренней формой, что, безусловно, снижает его шансы в «конкурентной борьбе».
Следует отметить, что антинеблагозвучные ограничения в некоторых случаях настолько сильны, что могут привести к нарушению закономерностей сочетаемости производящей базы и суффикса. Так, например, названия питомника для выращивания шампиньонов должно было быть образовано посредством суффикса -арий, имеющего указанную специализацию (ср. розарий, иридарий), однако преполагаемый дериват имел бы пять слогов: *шампиньонарий. В связи с этим в русском языке возникло производное из четырёх слогов: шампиньонник.
Разумеется, усечению подвергаются производящие основы и тогда, когда предполагаемому производному не угрожает длина, превышающая некую норму. Однако здесь усечение выполняет свою основную функцию – устраняет нежелательные или невозможные сочетания звуков, что также способствует преодолению антинеблагозвучных ограничений. Усечение же в случаях типа дельтадром имеет иную цель. Заметим также, что суффиксы -дром и -тека(а), имеющие «точечную» специализацию, не могут быть заменены другими суффиксами.
В качестве ограничения, очевидно, можно рассматривать не только многосложность, но и «малосложность» производящего. Преодоление данного ограничения также осуществляется средствами морфонологической адаптации. Так, например, вместо ожидаемых *нерпарий и *альпарий (ср. с заимствованным розарий) фиксируются нерпинарий и альпинарий.
Антинеблагозвучные ограничения могут привести к необразованию локатива. Так, например, при явной «неудобности» финали производящего песец (*песцарий(?), *песечник(?), *песецатник(?)/*песечатник) был избран иной способ восполнения лакуны: песцовая ферма.
5. Антивариантные ограничения. Исследование антивариантных ограничений необходимо предварить анализом существующих вариантов.
Анализ фактического материала показал, что суффиксальные локативы в современном русском языке представлены различными вариантами:
а) акцентными – бечевник и бечевник, гноище и гноище, западина и западина, засека и засека, обнаружение и обнаружение, пиццерия и пиццерия, торфяник и торфяник, тутовник и тутовник;
б) орфографическими – галошница и калошница, дубрава и дуброва, матрасник и матрацник, стлище и слище, стерновище и стерневище;
в) грамматическими – пожог и пожога, проток и протока, пустынь и пустыня и др.
В рамках данного исследования нас интересуют варианты, появление которых обусловлено словопроизводством дериватов, так называемые словообразовательные варианты.
Активное использование компонентами морфемария анализируемой СК средств морфонологической адаптации приводит к появлению вариативных локативов: идёт «перебор» возможных вариантов, создаётся некий запас, подыскивается подходящая звуковая оболочка.
В этом случае мы встречаем два вида вариативности:
1) варианты, связанные с наличием/отсутствием усечения производящей основы (вертодром – вертолётодром, дактилоскотека – дактилоскопотека);
2) варианты, связанные с наличием/отсутствием/меной интерфикса (дернище – дерновище, игольник – иголочник, картофелище – картофлянище, гусятня – гусарня, свинарник – свинушник – свинюшник, ржище – ржанище).
Таким образом, следует констатировать, что в отдельных случаях суффиксальные локативы имеют вариативные образования.
В то же время анализ фактического материала позволяет утверждать, что антивариантные ограничения существуют, однако, как и остальные ограничения, являются нежёсткими. См., например: амбарище и *амбаровище, гороховище и *горошище (ср. мшище), городище и *городовище.