Вераксич И. Ю. Античная литература (курс лекций)

«Сиракузянки»).
В Александрии, во дворце Птолемеев, справляется праздник 
Адониса, юного спутника Афродиты, умирающего и воскресающего бога 
растительности. Афродита и Адонис возлежат на роскошно убранных 
ложах, под кущами, украшенными с небывалой пышностью, и 
любопытная городская толпа валит на редкое зрелище, по случаю 
которого народ пускают во дворец. Отправляются туда и две женщины, 
родом сиракузянки, живущие в Александрии. Легкими штрихами, без 
всякой грубости или карикатурности, нарисованы две маленькие 
обывательницы. Окрики на прислугу, жалобы на мужей, неосторожно 
высказанные при ребенке и заставляющие его насторожиться, неизбежный 
разговор о платье, испуг в уличной давке, любезная помощь одного 
незнакомца, перепалка с другим – всё это подано живо и непринуждённо, в 
бойкой болтовне на дорийском диалекте, со специфической окраской 
сиракузского говора. И вместе с тем, в эту естественно развёртывающуюся 
беседу приятельниц, в их утомление, испуги и восторги всегда вплетается, 
прямо или косвенно, хвала царю Птолемею и пышности его празднества. 
Кульминирует она в гимне Адонису, который исполняется певицей во 
дворе. После изысканно-торжественного гимна бытовая концовка: одна из 
приятельниц вспоминает, что её ворчливый муж ещё не завтракал и пора 
возвращаться домой: 
Горго 
Ах, Праксиноя, подумай, не диво ли женщина эта? 
Знает, счастливица, много и голосом сладким владеет. 
Время, однако, домой. Диокмед мой не завтракал нынче. 
Он и всегда-то, как уксус, а голоден – лучше не трогать! 
Радуйся, милый Адонис, и к нам возвращайся на радость! 
(пер. М. Грабарь-Пассек) 
В «Сиракузянках» незначительные горожанки трактованы в плане 
мягкого юмора. В «Чародейках» героиня того же социального уровня 
становится носительницей страстной любви и высокого лиризма. Мим 
здесь имеет форму лирической монодрамы. Симефа – бедная девушка, 
одиноко живущая с единственной рабыней. Её ослепила мужественная 

---

красота молодого Дельфиса, принадлежащего к более высокому 
общественному кругу. Она отдалась ему и теперь покинута им. В ночной 
тишине вместе с молчаливой рабыней совершает она магический обряд, 
чтобы приворожить к себе юношу, но в мрачную свирепость суеверного 
обряда всё время вливается её горячая страсть: 
Вот уж и море замолкло, замолкло дыхание ветров, 
Только в моей лишь груди не смолкают ни горе, ни муки. 
Ах, мучитель Эрот, о зачем, как болотная пиявка, 
В тело, всосавшись моё, ты всю чёрную кровь мою выпила? 
(пер. М. Грабарь-Пассек) 
Александрийский поэт может найти чистую и горячую любовь 
только «вне официального общества», но на этот раз она выступает без 
условностей 
пастушеской 
маски, 
без 
комедийного 
облачения 
«благородной гетеры», без мифологического аппарата эпоса, в глубоко 
человеческих чертах, и неизбежная «низменность» социального положения 
и умственного уровня Симефы не разрушает ни целостности, ни душевной 
красоты её образа. С таким женским персонажем мы впервые встречаемся 
в греческой литературе у Феокрита. 
Томления одинокой любви – область, в изображении которой 
Феокрит является мастером. Не менее значительно его мастерство в 
картинах природы. В литературе полисного периода интерес к природе 
проявляется сравнительно редко, и только как к фону человеческих 
переживаний. В эллинистическое время развивается более динамическое 
восприятие природы. К ней начинают относиться как к возбудителю 
чувств и настроений. Однако и в эллинистической литературе описание 
природы не становится самоцелью, пейзаж интересует поэта лишь в связи 
с человеком. При этом автор ищет только такую природу, которая навевала 
бы чувство покоя. Раскидистое дерево или группа деревьев у журчащего 
источника, куда можно укрыться от палящих лучей полуденного солнца, 
луга, цветы, птицы, пчёлы, стрекозы, пасущиеся стада, святилище 
сельских богов – таковы типичные элементы «идиллического» пейзажа, 
одинаково встречающегося и в поэзии, и в изобразительном искусстве 
эллинизма: 
А в тишине колыхались, над нашей склонясь головою, 
Стройные тополи, вязы, а подле священный источник, 
Звонко журча, выбегал из пещеры, где прятались нимфы. 
И средь тенистых ветвей опалённые солнца лучами 
Пели кузнечики звонко, древесный кричал лягушонок, 
Криком своим оглашая терновник густой и колючий. 
Жаворонки пели в полях, и печально стонала голубка. 
Жёлтые пчёлы летали кругом, над водою кружатся. 
(пер. М. Грабарь-Пассек) 

---

Главным достоинством идиллий Феокрита является их живость и 
наглядность: большая часть идиллий написана в форме диалога или 
монолога, и, таким образом, Феокрит не рассказывает о своих героях, а 
показывает их посредством их собственных слов и поступков. 
Как отмечает М.Е. Грабарь-Пассек, «влюблённые пастухи пастушки, 
восторженные и поэтически настроенные, всегда красивые и изящные, 
кокетливые и манерные, но в то же время овеянные какой-то жеманной 
наивностью, а со стороны поэта и снисходительной иронией, – этот 
буколический комплекс образов, созданный Феокритом (и в дальнейшем 
усиленный мировой популярностью буколического романа Лонга «Дафнис 
и Хлоя»), прожил длинный ряд столетий и не потерял своего значения 
даже до последнего времени».